Дом странных детей - Страница 11

Я сказал отцу, что у него нет сердца. Тетушка сбежала, оставив нас наедине в кабинете, где мы сортировали гору старой финансовой отчетности.

— Я трезво смотрю на вещи, Джейкоб. То, что мы сейчас делаем, происходит всегда, когда люди умирают.

— Да? Значит, после твоей смерти мне можно будет сжечь все твои рукописи?

Он покраснел. Мне не следовало этого говорить. Упоминание о его неоконченных книгах было ударом ниже пояса. Но вместо того чтобы заорать на меня, он тихо произнес:

— Я взял тебя сегодня с собой, потому что считал тебя достаточно зрелым. Думал, что тебе это будет по плечу. Похоже, я ошибался.

— Ты ошибаешься, когда думаешь, что, избавившись от дедушкиных вещей, ты заставишь меня его забыть. У тебя ничего не выйдет.

Он вскинул руки.

— Знаешь что? Мне надоело об этом спорить. Оставляй все, что хочешь. — Он швырнул мне под ноги пачку пожелтевших листов бумаги. — Вот подробный перечень отчислений за тот год, когда был убит Кеннеди. Помести его в рамочку и повесь на стену!

Я пнул эту кипу ногой и выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью. Я долго сидел в гостиной, ожидая, что он выйдет и извинится. Но когда услышал, что в кабинете зашумел шредер, понял, что этого не произойдет. Промчавшись через весь дом, я заперся в спальне. Меня окружил затхлый воздух, в котором стоял запах кожаной обуви и кисловатый аромат дедушкиного одеколона. Я прислонился к стене, глядя на вытоптанную на ковре дорожку, ведущую от двери к его кровати. Мутноватый солнечный луч выхватил из полумрака торчащий из-под покрывала край коробки. Я подошел к кровати, опустился на колени и извлек ее. Это была покрытая толстым слоем пыли старая коробка из-под сигар. Мне показалось, что дедушка специально положил ее так, чтобы я обязательно заметил.

Внутри были хорошо знакомые мне фотографии: невидимый мальчик, левитирующая девочка, силач с поднятым на вытянутой руке валуном, человек с нарисованным на затылке лицом. Снимки были хрупкими и шелушились. Они также казались намного меньше, чем я их запомнил. Глядя на них сейчас, много лет спустя, я поразился тому, какой откровенной подделкой было все это. Чтобы спрятать голову, «невидимому» мальчику достаточно было ловко извернуться. Огромный камень, удерживаемый на весу подозрительно тощим подростком, легко мог быть изготовлен из гипса или поролона. Но, конечно, эти соображения не могли прийти в голову шестилетнему ребенку, особенно если он хотел верить в то, что все это правда.

Под знакомыми фотографиями я обнаружил еще пять снимков, которые дедушка Портман никогда мне не показывал. Сначала я удивился, но, присмотревшись поближе, понял, что такую явную фальшивку распознал бы даже ребенок. Одна фотография являлась смехотворно-примитивным образцом двойной экспозиции и изображала девочку, «заключенную» в бутылку. На другой я увидел «левитирующего» ребенка, тоже девочку, удерживаемую на весу чем-то, скрытым в темном дверном проеме у нее за спиной. На третьей лицо мальчика было грубо «наложено» на собачье тело. Но последние две фотографии по своей причудливости значительно превосходили все остальные и напоминали воплощение мрачных фантазий Дэвида Линча. На одной из них печально-угрюмая маленькая гимнастка изогнулась назад, просунув голову у себя между ногами, как будто позвоночника у нее не было вовсе; на другой красовалась парочка жуткого вида близнецов, одетых в самые странные костюмы из всех, что я когда-либо видел. Даже мой дедушка, забивавший голову внука рассказами о чудовищах с щупальцами вместо языков, понимал, что от вида таких снимков ребенка будут преследовать ночные кошмары.

Стоя на коленях на пыльном полу дедушкиной спальни с загадочными фотографиями в руках, я вспомнил тот день, когда понял, что в рассказах деда нет ни крупицы правды. Тогда я почувствовал себя преданным. Сейчас мне стало совершенно ясно, что его последние слова были очередной хитростью, нацеленной на то, чтобы заразить меня кошмарами и параноидальными галлюцинациями, на борьбу с которыми уйдут годы психотерапии и лечения разрушительными для моего организма препаратами.

Я захлопнул коробку и принес ее в гостиную, где отец и тетя Сьюзи вытряхивали в огромный мусорный пакет полный ящик аккуратно вырезанных, но так и не использованных купонов.

Я протянул им коробку. Они не стали интересоваться ее содержимым.

* * *

— Так, значит, ты считаешь, что его смерть была бессмысленной? — спросил у меня доктор Голан.

Я лежал на кушетке, уставившись на расположенный в углу комнаты аквариум, в котором описывал медленные ленивые круги его единственный обитатель — золотая рыбка.

— А у вас есть идея получше? — поинтересовался я. — Какая-то сногсшибательная теория, о которой вы до сих пор мне ничего не сообщили? В противном случае…

— Что?

— В противном случае все это пустая трата времени.

Голан вздохнул и ущипнул себя за переносицу, как будто пытаясь унять головную боль.

— Я не имею права строить умозаключения относительно того, что могут означать последние слова твоего дедушки, — произнес он. — Имеет значение только то, что думаешь об этом ты.