Дом странных детей - Страница 73

— Кто хочет поиграть в парашютиста? — широко улыбаясь, спросила она.

Оливия была босой, а вокруг ее талии обвивалась веревка. Мне стало любопытно, к чему она привязана, и, заглянув вниз, я увидел Фиону, высунувшуюся из окна первого этажа с веревкой в руках. Заметив меня, она помахала рукой. У нас явно были сообщники.

— Ты первый, — буркнул Енох.

Я нервно попятился от края крыши.

— Хватайся за Оливию и прыгай, — добавила Эмма.

— Я не помню, чтобы наш план включал в себя необходимость переломать себе ноги.

— Глупый, ничего ты не переломаешь, если будешь держаться за Оливию. Это весело. Мы делали это тысячу раз. — Она на мгновение задумалась. — Ну, во всяком случае один раз мы точно это делали.

Я не видел альтернативы подобному экстриму и, собрав всю свою смелость, подошел к краю крыши.

— Не бойся! — ободрила меня Оливия.

— Легко тебе говорить, — пожаловался я. — Ты не можешь упасть.

Она протянула руки и обняла меня. Я обхватил ее.

— Давай, поехали, — прошептала она.

Я закрыл глаза и шагнул в бездну. Вместо падения, которого я опасался, мы плавно, как рождественские снежинки, опустились на землю.

— Это было здорово, — сообщила мне Оливия. — А теперь отпусти меня.

Я разжал объятия, и она с возгласом «Ух ты!» взмыла обратно. Заговорщики зашикали на летунью, а потом стали по очереди обнимать ее и опускаться вниз, присоединяясь ко мне. Вскоре мы уже крадучись направлялись через двор к залитому лунным светом лесу. Из окна нам вслед махали Фиона и Оливия. Возможно, это был только плод моего воображения, но мне показалось, что кусты-животные тоже машут нам вдогонку, и Адам грустно кивает головой на прощанье.

* * *

Когда мы остановились на краю болота, чтобы перевести дух, Енох сунул руку за пазуху куртки, оттопыривающейся на груди, и извлек оттуда несколько завернутых в марлю свертков.

— Разбирайте, — скомандовал он. — Я не собираюсь тащить все это один.

— Что это? — спросила Бронвин, разворачивая марлю, под которой обнаружился кусок коричневатого мяса с торчащими из него трубками. — Фу! Оно воняет! — воскликнула она, удерживая сверток на расстоянии вытянутой руки.

— Успокойся, это всего лишь овечье сердце, — шикнул на нее Енох, суя мне в руки точно такой же сверток.

Он действительно вонял формальдегидом и даже через марлю казался неприятно влажным.

— Если мне придется это нести, меня вырвет, — заявила Бронвин.

— Хотел бы я на это посмотреть, — обиженно пробормотал Енох. — Засунь его в карман дождевика и пошли скорее.

По едва заметной полоске твердой почвы мы пересекли болото. За эти дни я прошел здесь столько раз, что совершенно забыл, каким опасным может быть это место и сколько жизней оно поглотило на своем веку. Шагнув в туннель кургана, я приказал всем застегнуться.

— Что, если мы кого-то встретим? — спросил Енох.

— Держитесь как ни в чем не бывало, — посоветовал я. — Я скажу им, что вы мои друзья из Америки.

— Что, если мы увидим тварь? — спросила Бронвин.

— Бегите.

— А если Джейкоб увидит пустоту?

— А в этом случае, — подала голос Эмма, — бегите так, будто за вами гонится сам дьявол.

Мы друг за другом нырнули в курган, оставив позади безмятежную летнюю ночь. Все было тихо, пока мы не дошли до последней пещеры, где давление воздуха, а вместе с ним и окружающая температура, резко упало, и на нас обрушился чудовищный вой. Это завывала буря. Мы несколько мгновений прислушивались к этим яростным воплям у входа в туннель. Казалось, разъяренному животному только что бросили в клетку полуживой от ужаса «обед». Нам ничего не оставалось, кроме как шагнуть навстречу ненастью.

У выхода мы опустились на колени и выползли в огромную черную дыру, где нас встретили проливной дождь и пронизывающий ветер. Звезды полностью скрылись за грозовыми тучами, но вместо них мрак ночи рассеивали вспышки ослепительно-белых молний. Они на мгновение вырывали из темноты наши дрожащие фигурки, после чего окружающий мир становился как будто еще темнее. Эмма пыталась зажечь огонь, но каждое движение ее кисти давало лишь слабую искру, которая шипела и гасла, не успев разгореться и напоминая поломанную зажигалку. В итоге мы просто поплотнее укутались в дождевики и бросились бежать, преодолевая сопротивление шквального ветра и с трудом вытаскивая ноги из болотной жижи. Болото распухло, поглотив дорожку, и нам пришлось идти скорее по памяти, чем руководствуясь зрением.

В поселке дождь, будто умоляя о чем-то, барабанил во все двери и окна, но люди заперлись внутри своих домов, и залитые водой улицы были пустынны. Никто не видел, как мы бежим мимо куч сорванной ураганом черепицы, мимо одинокой заблудившейся овцы, дикими воплями призывающей на помощь, мимо опрокинувшегося надворного туалета, извергающего на дорогу свое содержимое. Наконец мы подбежали к рыбной лавке. Дверь была заперта, но Бронвин выбила ее двумя мощными ударами, и мы вошли внутрь. Сунув руки в рукава плаща, Эмма обогрела и высушила пальцы, и ей наконец-то удалось зажечь огонь. Из-за стеклянной перегородки такими же стеклянными глазами смотрел на нас осетр. Я обогнул стойку, за которой Дилан целыми днями бормотал проклятия, чистя и разделывая рыбу, и толкнул ржавую боковую дверь. За ней находился ледник — небольшой сарай с грубыми дощатыми стенами, земляным полом и оцинкованной крышей. Сквозь неплотно пригнанные, дребезжащие от ветра доски в сарай просачивался дождь. Эмма осветила своим огнем небольшое помещение. Оглядевшись, мы увидели на деревянных подмостках с дюжину прямоугольных, заполненных льдом корыт.