Дом странных детей - Страница 36

Тайник священника напоминал небольшой колодец, фута четыре в глубину, переходящий в тесный туннель. Мы очутились в непроглядном мраке, но вдруг пространство вокруг нас озарил мягкий оранжевый свет. Эмма превратила свою руку в факел: над ее ладонью дрожал крохотный шарик огня. Я смотрел на это чудо, позабыв обо всем остальном.

— Пошевеливайся! — рявкнула она, толкая меня вперед. — Там есть дверь.

Я зашаркал дальше, пока не уперся в стену. Тогда Эмма протиснулась мимо меня, села на пол и толкнула стену обеими ногами. Та отодвинулась, и мы увидели дневной свет.

— Вот вы где, — услышал я голос Милларда, выползая из туннеля. — Не можешь обойтись без представления.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — буркнула Эмма, хотя я видел, что она ужасно довольна собой.

Миллард подвел нас к телеге, запряженной лошадью и, судя по всему, ожидавшей именно нас. Мы забрались внутрь и спрятались под брезент. Не прошло и нескольких секунд, как к телеге подошел мужчина. Он вскочил на лошадь, дернул поводья, и повозка затряслась по неровной дороге.

Какое-то время мы ехали молча. По тому, как менялись доносящиеся снаружи звуки, я понял, что мы направляемся за пределы поселка.

Собравшись с духом, я осмелился задать вопрос:

— Откуда вы знали о телеге? И о самолетах? Это ясновидение или как?

— Отнюдь, — фыркнула Эмма.

— Все это уже происходило вчера, — пояснил Миллард, — и позавчера тоже. Разве в твоей петле не так?

— В моей чем?

— Он не из другой петли, — еле слышно произнесла Эмма. — Говорю тебе — он чертова тварь.

— Я так не думаю. Тварь никогда не позволила бы захватить себя живьем.

— Поняла? — прошипел я. — Я не то, что ты думаешь. Я Джейкоб.

— Мы еще посмотрим. А теперь помолчи.

Она протянула руку и отвела край брезента. Над нами покачивалось синее небо.

Глава шестая

Когда последние дома остались позади, мы осторожно соскользнули с телеги и пешком преодолели кряж, держа путь к лесу. По одну сторону от меня шла угрюмая настороженная Эмма. Она всю дорогу молчала и ни на секунду не выпускала моей руки. По другую — не умолкал все время что-то напевавший и пинавший камешки Миллард. Я никак не мог понять, что со мной происходит, и ужасно нервничал. В то же время я был как-то приятно возбужден и взволнован. Часть меня осознавала, что со мной вот-вот произойдет что-то необыкновенное. Вторая часть ожидала, что я сейчас очнусь от этого лихорадочного забытья или стрессового эпизода, или что там еще может со мной происходить, подниму голову со стола, оботру слюну со щеки и подумаю: «Хм, как странно!», после чего вернусь в свою знакомую, привычную и ужасно скучную жизнь.

Но я не проснулся. Мы шли все дальше: девочка, чьи руки порождали огонь, невидимый паренек и я. Мы пересекли лес, сквозь который вела широкая, как в каком-нибудь национальном парке, дорога, и вышли на просторную лужайку, пестревшую цветами и окаймленную аккуратно подстриженными деревьями и кустарниками. Мы подошли к дому.

Я смотрел на него в немом изумлении. Не потому, что он был ужасен, а потому что, напротив, он был прекрасен. Все черепицы были на месте, все окна целы и чисто вымыты. Башенки и дымоходы, тоскливо покосившиеся на том доме, который помнил я, теперь гордо устремлялись к небу. Лес, недавно порывающийся поглотить его стены, замер на почтительном расстоянии.

Мы прошли по мощенной каменными плитами дорожке и поднялись по свежевыкрашенным ступеням крыльца. Какую бы угрозу ни усматривала во мне поначалу Эмма, сейчас она несколько успокоилась, хотя, перед тем как войти в дом, все же настояла на том, чтобы связать мне руки за спиной. Я думаю, она сделала это, желая покрасоваться. Она играла в добытчика, вернувшегося с охоты, и я был ее трофеем. Она уже хотела затолкать меня в дом, но ее остановил Миллард.

— Его туфли облеплены грязью. Он наследит в доме. Птицу хватит удар.

Итак, под бдительным оком моих стражей я снял не только туфли, но и носки, которые тоже были в грязи. Затем Миллард предложил мне подвернуть штанины, чтобы те не волочились по ковру, после чего Эмма нетерпеливо схватила меня за локоть и втащила внутрь.

Мы прошли по коридору (а где же груды поломанной мебели, делающие его почти непроходимым?) мимо сверкающей свежим лаком лестницы, из-за балясин которой выглядывали любопытные лица, а затем миновали столовую. Снежные заносы штукатурки исчезли, а на их месте появился длинный деревянный стол, окруженный множеством стульев. Это был тот самый дом, который я уже обследовал, только реставрированный и приведенный в порядок. Налет плесени сменили яркие обои, деревянные панели и свежая краска. Повсюду стояли вазы с цветами. Оседающие кучи гниющего дерева и ткани снова превратились в кушетки и кресла, а сквозь высокие окна, некогда грязные настолько, что казалось, будто на них нанесли слой маскировочной краски, струился солнечный свет.

Наконец мы вошли в маленькую комнату, окна которой выходили во двор.

— Подержи его, пока я сообщу о нем директрисе, — обратилась Эмма к Милларду, и я почувствовал его пальцы на своем локте.

Когда Эмма вышла, он тут же отпустил мою руку.

— Ты разве не боишься, что я съем твои мозги или что-нибудь в этом роде? — поинтересовался я.

— Не особенно, — последовал ответ.

Я обернулся к окну и застыл в изумлении. Двор был полон ребятишек, большинство из которых мне были знакомы по тем пожелтевшим фотографиям. Некоторые лежали на траве под деревьями, другие перебрасывались мячом или гонялись друг за другом по дорожкам, окаймленным яркими клумбами. Это был тот самый рай, который описывал мне дедушка. И это был тот самый заколдованный остров и те самые волшебные дети. Если я и спал, то уже не хотел просыпаться. Во всяком случае в ближайшее время.